Синтия пришла утром.

Она ни капли не изменилась с того далекого дня, как мы с ней расстались.

Светлое лицо ангела. Карие, проницательные глаза.

Лживый маленький рот.

— Скучал по мне? — спросила она.

Момент выпал романтический, — аж зубы свело.

Я понял, что должен ответить нечто прекрасное. Достойное стихов Петрарки к Лауре и сонетов Шекспира.

— Как попа по геморрою, — согласился я. — Плюхайся. Можешь съесть сэндвич.

(Окончание следует.)

Люблю Сакраменто.

Форт Джона Саттона, прогулка на велокэбах,

парк Капитолия, с редкими деревьями и цветами.

А еще здесь у меня нет врагов.

Ну, по крайней мере, если не считать двух парней, что уже два квартала топали вслед за мной.

Я прибавил шаг.

Было темно, на улицах зажглись фонари.

Двое за мной тоже стали идти быстрее.

Ни одного такси. Ни бара, ни ресторанчика, куда можно нырнуть и вызвать полицию. Лишь черные, спящие дома.

Тогда я побежал.

Я не знал, что за люди идут за мной, и чего хотят. Может, пытаются напугать?

Им это удалось.

Я бежал все быстрее.

Улица завернула, потом еще и еще. Город я знаю плохо, — и вскоре заблудился совсем.

Потом я увидел одного из них.

Парень высился прямо передо мной, в его руках была бейсбольная бита.

Как он смог меня обогнать? Как понял, что я сверну в этот переулок? Черт его разберет. Впрочем, если хорошо знаешь город, — такие фокусы получаются без труда.

— Бери бумажник и деньги, — быстро воскликнул я. — Еще есть платок. Я, правда, в него сморкался, зато он новый и шелковый. А поношеные трусы не хочешь? Сможешь носить на лице, вместо маски.

Я медленно отступал к стене.

Потом оказалось, что никакой стены там и нет. Зато стоит второй гангстер. Этот был пониже своего дружка, — щуплый и мускулистый.

Мне показалось, что он гораздо опаснее.

— Зря ты приехал в Сакраменто, — бросил высокий.

Он замахнулся дубинкой.

Это была экстендо, — телескопическая. Спрячешь такую под курткой, — никто не заметит.

Я упал на асфальт.

Падай сам, прежде чем с ног собьют, — это второе правило самообороны.

Ну а первое, конечно же, — беги, если можешь. Ну а раз меня зажали в тиски, — придется поиграть в черепаху.

Почему отбиваться от врага проще, лежа на спине? Слишком много у людей уязвимых мест. Спина, шея, затылок. Если плюхнулся, словно перевернутый жук, — все это будет прикрыто и хоть как-то защищено.

А сверху у вас копыта окажутся.

Удар ногой, — слону ясно, — гораздо сильнее, чем кулаком. Попробуйте весь день ходить на руках! А ботинки — особо если шипованные — сразу и броня, и оружие.

Для начала я пнул бандита в колено. Промахнулся, конечно. Но здесь главное — молотить со всех сил, и как можно быстрее.

Его рука с дубинкой взметнулась вверх.

Если сломает голень, — то мне конец. Я ударил еще раз и попал гангстеру по запястью. Парень завопил, словно кому-нибудь здесь было не наплевать, что ему так больно.

Дубинка со стуком упала на асфальт.

Второй кинулся ко мне. Он-то не думал, что я стану сопротивляться. Вот еще одна выгода, — если вы упали, противник может решить, что с вами уже все кончено. А за пару секунд можно жизнь спасти.

Ну, или шею сломать, — тут уж как повезет.

Мне хотелось поднять дубинку, но времени на это не оставалось. Я пнул бандита по колену, — надеялся, что он упадет. И вновь мимо, — да что это со мной сегодня?,

Только он сам подставился. Так раскорячил на бегу ноги, что я ему попал прямо по шарам.

Грязный прием, девчоночий. Я и правда его кастрировать не хотел. Бедняга сложился пополам, запищал, и его тут же вывернуло наизнанку.

Я поднялся.

Его приятель шел на меня. Я врезал ему по сломанному запястью, потом по горлу.

Он покачнулся, и я двумя руками звезданул гангстеру по шее, сзади.

Парень рухнул. Машинально выставил вперед руки, чтоб мордой не приложиться. А когда падаешь на треснувшие кости, — это больно.

Знаю по себе.

* * *

Синтия пришла утром.

Она ни капли не изменилась с того далекого дня, как мы с ней расстались.

Светлое лицо ангела. Карие, проницательные глаза.

Лживый маленький рот.

— Скучал по мне? — спросила она.

Момент выпал романтический, — аж зубы свело.

Я понял, что должен ответить нечто прекрасное. Достойное стихов Петрарки к Лауре и сонетов Шекспира.

— Как попа по геморрою, — согласился я. — Плюхайся. Можешь съесть сэндвич.

Но Синтию нельзя так просто пронять.

В свои тридцать с небольшим… Ну ладно, с Очень Большим, она стала сенатором США вовсе не потому, что ее легко сбить с толку.

В ресторане отеля было мало людей.

Кареглазка села напротив, сцепила в замок изящные пальцы и положила на них свою змеиную мордочку.

— У меня неприятности, — сказала она. — Большие.

— Поделом, — согласился я. — Есть в мире справедливость.

Синтия сделала вид, что обиделась.

На самом деле она этого не умеет.

Для того чтобы обидеться на людей, — ты должен принимать их всерьез.

— Ты сам меня бросил, — напомнила она.

— Тебе нужен был муж, позировать на обложку журнала «Тайм». А по вечерам ты прячешь его в кладовку, чтобы под ногами не путался. Я на эту роль не гожусь.

— Нам было хорошо вместе, — сказала Синтия.

— А порознь нам еще лучше.

* * *

— Кажется, я убила человека.

Мы шли по пустой тенистой аллее.

"— Кажется? — я вынул швейцарский нож. — Вот смотри, шило. Можешь потыкать труп

На миг на ее лице мелькнула улыбка.

— Приступы вернулись? — спросил я.

— Всю ночь словно из памяти стерли.

— Стоило сразу уйти в отставку, когда это началось.

— Я не могла.

Ее пальцы — тонкие, бледные, — сомкнулись на моей руке.

— Я только стала сенатором. Все мои мечты вдруг исполнились. Мне прочили блестящую карьеру. И уйти так, из-за пустяка…

— Кареглазка. У тебя винтики сыплются из башки. Это не пустяк.

— Но я думала, все прошло. Что я излечилась. Три года такого не было.

— Хорошо.

Мы сели на скамейку.

— Расскажи, с чего все началось.

— Поедем лучше ко мне. Я должна тебе показать…

— Не стоит, — возразил я. — Сначала расскажи все. Тогда я решу, что делать. Может, тебе нельзя туда возвращаться. Выкладывай.

— Я была на приеме, у Шварценеггера.

— Вчера вечером?

Она нервно сглотнула.

— Не знаю, как все случилось. Наверное, бокалы спутала. Мне казалось, это безалкогольный коктейль.

— А потом?

— Все как в тумане. Я что-то говорила, смеялась. Не помню, с кем я ушла…

— Но вас с ним вместе не видели?

— Нет, мы встретились уже потом. На дороге. Поехали в охотничий домик.

— Знаю, ты возишь туда всех любовников.

— Какая же ты все-таки сволочь.

— Да, мы были идеальной парой. А что потом?

— Боже… А утром я просыпаюсь, вся в крови, в постели дырки от пуль.

— Так с кем же ты трахнулась? — спросил я.

Бедняжку шокировало.

Таковы женщины!

Их возмущает не грех — а его озвучка.

— Не знаю, — потерянно молвила она.

— Неужто? Утром проснулась, рядом мертвец, а ты даже ему в лицо не взглянула?

— Тела не было, — ответила Синтия. — Только кровь и дырки от пуль.

* * *

Надо бы найти мертвеца.

Не скажу, что мне так уж нравится искать трупы. Гораздо проще сделать парочку свежих. Но Синтия хорошо платила — или, по крайней мере, я делал вид, что дело в деньгах.

— Сиди в машине, никуда не уходи, — велел я.

Потом закосолапил к своему «хаммеру».

Хочешь найти труп в лесу?

Погляди в небо. Ищи воронов, — они будут кружиться над мертвым телом.

А если покойник в городе потерялся?

Тогда ищи полицейских.

Далеко ехать не пришлось.

Копы возились подле автозаправки. Я узнал лейтенанта Уэйна. Вместе мы раскрутили парочку дел.

— Опять по мусорным бакам лазишь? — удивился я. — А мне казалось, тебе повысили жалованье.

Он обернулся.

Лет двести назад Гарри Уэйн был бы надсмотрщиком на плантациях. В прошлом веке — служил бы в армии и, наверное, погиб на Гуадалканале.

Сегодня он охранял покой Сакраменто.

— Бомж нашел покойника рано утром, — пояснил коп. — Старикан часто сюда приходит, искать объедки.

Гарри обернулся.

— Черт, где же этот коронер?

— Вы уже знаете, как звали убитого?

— Стенли Беркин. Журналист.

— Тот самый, что строчил всякую пургу о политике?

Я заглянул в мусорный бак.

— Что здесь произошло, как считаешь?

— Парня прикончили где-то в другом месте. Притащили сюда. Уверен, там осталось полно крови.

Я вспомнил садовый домик.

Да, Гарри Уэйн был прав.

* * *

Мы оставили машину в пяти кварталах.

К домику подошли пешком.

— А почему здесь нет копов? — спросил я.

— Я им не звонила.

Мне оставалось только пожать плечами.

— Суешь голову в песок, кареглазка. Пусть это не особняк, а маленький охотничий домик. Пусть вокруг лес да горы. Но ты сенатор США. Всюду камеры и ребята из службы безопасности. Не забыла? Я сам был одним из них.

Синтия опустила глаза.

Она слегка покраснела.

— Никто ничего не знает, — тихо сказала Синтия. — Камер здесь нет. Охранников тоже. Мой отец позаботился.

Я кивнул.

Ее пападрон был влиятельной шишкой еще в те годы, когда президентом был Билл Клинтон. Старик ушел на покой, — но пристально следил за карьерой доченьки и помогал, когда надо.

Синтия открыла калитку, и мы вошли.

И правда, никаких дуболомов. Лишь кодовый замок.

— Здесь все и случилось? — спросил я.

Садовый домик.

Ну как же!

Комната для траха — вот как это принято называть. В остальном Синтия не ошиблась. Пятна крови на простынях. Следы от пуль. Если спросите меня, — я скажу, что парню пробили сердце. Выжить после такого нельзя.

Я подошел к окну.

— Чем займешься? — рассеянно спросил я. — Фондик какой замутишь, благотворительный? Книгу будешь писать?

— Чего?

— Ну, после отставки, — пояснил я. — Твоя карьера тю-тю… Миновала верхние слои атмосферы и летит куда-то к альфе Центавра.

Глаза Синтии сверкнули от гнева.

— Я этого не допущу. Ты хоть представляешь, сколько я работала, чтобы стать сенатором? Я от всего отказалась. И потерять все это… так глупо…

— А что тебе остается? Уничтожить улики? Это же преступление. Хочешь попасть в женскую тюрьму? Там будут рады опустить сенатора США.

— Я рискну.

— Она рискнет! А ты понимаешь, как сложно уничтожить такие улики? Дырка в матрасе. Кровь на полу. «Мистер Пропер» здесь не поможет.

Синтия поднялась.

— Все, что угодно, — сказала она.

В голосе ее вновь зазвучала сталь.

— Придется сменить кровать, — бросил я. — Перестелить пол, отодрать доски с порога и новые положить. Если начнешь, а тут нагрянет полиция… Ты этого хочешь?

— Да.

Я поднес к уху телефон.

— Можете заходить, ребята.

Не прошло и минуты, как в домик ввалились четверо. Они работали быстро и слаженно, — словно механики на пит-стопе во время гонки «Формула 1».

Просто стой и любуйся.

Как фигурным катанием.

— Новую кровать сейчас привезут, — пояснил я.

Синтия глядела на меня с ужасом и восхищением.

— Они ждали лишь твоего сигнала?

— Конечно.

— Но почему?

— Я знал, о чем ты меня попросишь.

Кровать вынесли.

Ее сожгут в доменной печи, никаких следов не останется. Два чистильщика осматривали мебель и стены, — нет ли там следов.

— Придется выкинуть столик, — доложил один из них.

— Хорошо, — согласился я.

— Заменить не сможем.

— Плевать.

— Кто они? — спросила Синтия.

— Никто. Точнее, профессиональные Никто с дипломом Изниоткуда. В ЦРУ нас учили не только убивать людей. Но и следов не оставлять.

Синтия шагнула ко мне, понизила голос.

— Но их так много… Они же будут знать обо мне.

— Всегда кто-то знает, — согласился я. — Главное, чтобы эти люди умели молчать.

— А они умеют?

Я только улыбнулся.

— Это большой бизнес, Синтия. И очень прибыльный. Никакой шантаж не окупит репутации чистильщика. Им известно, что их убьют, стоит лишь рот открыть.

Синтия поежилась.

— Но главное даже не это, — добавил я.

— А что?

— Им известно, как их убьют. Это гораздо важнее.